На всякий случай засовываю телефон в карман больничной робы и выхожу из кабинета. Заметив невысокую женскую фигуру в конце коридора, направляюсь к ней и, по мере приближения ощущаю, что ноги тяжелеют с каждым шагом. Что здесь делает мать Итана?

— Здравствуйте, миссис Нортон, — сдержанно приветствую нежданную посетительницу, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Эта женщина с первого дня вызывает во мне глубокую неприязнь и она, догадываюсь, мои чувства разделяет, даже если и не слишком убедительно пытается показать обратное.

Глория цепко окидывает взглядом мой рабочий костюм и забранный на затылке хвост, так контрастирующие с ее вычурной элегантностью: дорогими кольцами, обжимающими костлявые пальцы, дизайнерской сумкой, зажатой подмышкой и чересчур безупречной укладкой. Она похожа на злую колдунью, променявшую душу на семизначный счет в банке.

Не удосужившись одарить меня ответным приветствием, Глория вскидывает острый напудренный подбородок и без лишний предисловий переходит в наступление:

— Вчера я узнала, что ты променяла моего сына на низкопробное отребье, которое не стоит и его мизинца. — от открытого негодования тонкие нос и губы начинают трястись. — Поэтому сейчас я здесь. Чтобы посмотреть тебе в глаза и спросить: девочка, каким местом ты думаешь и что о себе возомнила?

Опешив, смотрю в ее скомканное злостью лицо, подавляя в себе желание переадресовать ей ее же вопрос: что, черт возьми, эта высокомерная особа возомнила о себе, если считает что имеет право прийти ко мне на работу и разбрасываться нелепыми оскорблениями.

— Если вы о нашем расставании с Итаном, — отвечаю холодно. — то это касается лишь его и меня. Мы с ним уже все выяснили, и вопрос о том, каким местом я при этом думала, считаю бестактным и неуместным.

— Мало того, что ты забрала два года из жизни моего сына, — будто не слыша меня продолжает мегера, — ты еще и опозорила его. Вашими фотографии с этим мелким ублюдком кишит весь интернет. Только дешевая шлюха могла переметнуться от одного брата к другому.

Последние слова Глория практически выкрикивает, от чего Джулиана, толстушка, работающая за стойкой приемной, начинает коситься на нас с любопытством. От возмущения кровь приливает к ушам, и сжигающий гнев начинает клокотать в груди, требуя выхода. Я не ошиблась на счет этой женщины. Она и впрямь относит себя к привилегированной касте людей, которым дозволено больше, чем простым смертным, и любое неугодное действие рассматривает как плевок в лицо.

— Если уж вы позволяете себе переступить грань приличий и перейти на прямые оскорбления, в дальнейшей разговоре с вами я не вижу смысла. Я убедительно прошу вас покинуть место моей работы и больше никогда меня не беспокоить.

Я даже не помню, когда вообще была настолько зла. Я настолько нестройно балансирую на острие своей сдержанности, что лучший способ не сорваться в неподобающий крик — уйти прямо сейчас. Поэтому не дожидаясь ответной реакции на свое миролюбивое предложение, разворачиваюсь, собираясь вернуться в кабинет, но ровно в этот момент цепкая клешня впивается мне в локоть.

— Я еще не закончила, милочка, — несется мне в затылок колючее шипение.

Медленно развернувшись, демонстративно оглядываю удерживающую меня кисть и, не скрывая брезгливости, ее стряхиваю.

— Думаю, вам следует смириться с тем фактом, — стойко смотрю в злобно сощуренные веки. — что не все в жизни происходит так, как вам хочется, Глория. Мы с Итаном не будем вместе. Я теперь с Тайлером. Точка.

Если последнюю фразу я по понятным причинам не могла позволить себе произнести рядом с Итаном, то сейчас, глядя в позеленевшее лицо его матери, испытываю двойное наслаждение. От того, что, наконец, свободно произношу это вслух, и от того, какое эти слова оказывают на нее впечатление.

— Ты думаешь, мой сын притронулся бы к тебе после того, как ты побывала в койке этого грязного выродка? Теперь ты такая же грязная как он…незаконнорожденный сын шлюхи, ничтожество, недостойное топтать….

Я всегда считала, что хорошим манерам всегда под силу взять верх над эмоциями. Так вот, я ошибалась. Потому что сейчас, глядя, как кривится тонкий рот, извергая потоки грязных ругательств, мое воспитание катится к чертям. Еще ничего в жизни я не желала так сильно, как того, чтобы прямо в эту секунду эта злобная женщина замолчала. Каждое ее лживое слово в адрес Тайлера…моего Тайлера, лезвием ножа режет нервы. Поэтому не дав себе времени на раздумья, заношу руку и, сконцентрировав в ней весь свой гнев, наотмашь бью ее по лицу.

Глория застывает в позе немого изумления, прижав тощую ладонь к алеющей щеке.

— Ты… ты… — беззвучно раскрывает тонкий рот. — Как ты…

Я еще никогда ни на кого не поднимала руку. Ладонь горит, в крови бушуют тонны адреналина. Сожаление? Ни капли. Эта злобная шипящая змея заслужила.

— Ты вынудила меня. — подсказываю ей. — Я не потерплю, чтобы в моем присутствии оскорбляли Тайлера. А теперь, раз уж твой словесный поток иссяк, самое время нам попрощаться.

Воспользовавшись тем, что Глория Нортон, кажется, лишилась дара речи, оставляю ее наедине с ее оскорбленным достоинством и быстро шагаю в ординаторскую. Вновь усаживаюсь за компьютер, но как не стараюсь сосредоточиться на работе — ничего не выходит: горящий яростью взгляд и мерзкие ругательства плотно засели в голове. Еще никогда за свою двадцатишестилетнюю жизнь я не сталкивалась с такой неприкрытой концентрированной злостью.

И с этой женщиной Тайлер жил в одном доме? После сегодняшнего разговора я уверена, что Глория ненавидит его с детства. Скорее всего, история стара, как мир: муж завел любовницу, которая в последствие забеременела и родила ему сына. После ее смерти он решил поступить благородно и привел мальчика в дом, что, разумеется, не могло прийтись по душе его жене. Боюсь подумать, что Тайлеру пришлось пережить по этой вине в детстве.

Из невеселых размышлений меня вырывает телефонный звонок. На экране горит номер отца, от вида которого по по внутренностям разливается пульсирующая тревога.

— Привет, пап. Что-то срочное, потому что я на работе…

— Ты что такое вытворяешь, Рика? — громыхает в динамике его гневный голос. — Ты хоть понимаешь, что твои фотографии с этим бойцом без правил повсюду? Почему я последний узнаю о том, что ты порвала с Итаном?

Кажется, мой план рассказать родителям о стремительных изменениях в личной жизни в эти выходные лично только что бездарно провалился.

— Я собиралась сделать это в свой предстоящий приезд, пап. Не хотела говорить по телефону.

— Что с тобой происходит, Рика? — продолжает кипятится отец. — Итан идеально тебе подходил…

Обычно, я предпочитаю разрешать конфликты с отцом полюбовно, но, кажется, встреча с Глорией дала слишком большой эмоциональный заряд моему настроению и сейчас мне необходимо дать ему выход.

— Только мне решать, кто мне подходит, а кто нет, пап. — говорю твердо. — Я прилечу в эти выходные и все сама объясню.

Отец пытается сказать что-то еще, но, в конце концов, бросает сердитое «До встречи» и отключается.

Несколько секунд разглядываю зажатый в ладони телефон, после чего нахожу с писке быстрого набора номер Тайлера. Я даже рада, что правда всплыла наружу раньше. Теперь когда родители и Итан обо всем знают, мне больше не от кого прятаться. И если мне предстоит отстаивать свое право на счастье перед семьей, я предпочитаю сделать это как можно раньше.

— Привет, — слышу в трубке знакомый хрипловатый голос. — Я думал о тебе.

Зачастую окружающие пытаются внушить нам чувство стыда за то, что делает нас счастливыми. Так вот, счастье — это совсем не то, чего нужно стыдиться.

— Я тоже думала о тебе, Тай. — улыбаюсь в трубку. — Какие у тебя планы на эти выходные?

— Быть с тобой.

— Отлично. Тогда предлагаю вместе полететь в Бостон и познакомиться с моими родителями.

Ответ раздается меньше, чем через секунду.

— Хорошо.

25

— Ты волнуешься. — произносит Тайлер, когда мы, держась за руки, подходим к входной двери в родительский дом.